Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези - Вадим Гуща

– Да ты что такое делаешь с нами? – с полслова заводится сестра, – У меня инфаркт мог случиться.

– Лера, ну, все, – отмахиваюсь я, – идем, уже идем.

Все несколько минут короткого пути до нашего бивака Лера не перестает зудеть о моем возмутительном по времени отсутствии, награждает меня всякими нелицеприятными эпитетами. «Назови меня неразборчивым кобелем»: – так и подмывает рассказать ей о ночном приключении. Вот тогда-то у нее на самом деле будет какой-либо приступ.

Но у любой дороги есть конец, и мы добираемся до палаток. Витень исправил стойку, которую я выломал ночью. Втискиваюсь в синтетический домик. Сонная Алеся мягко прижимается ко мне губами, мол, проснулась, сейчас встану. Вот и ладушки. Выползаю наружу.

– Это что?

Лера сует мне под нос ворох обрывков ветровки, а Витень показывает из-за ее спины клочья джинсов.

– Значит так, коротко, – я вздыхаю, – Паляндра наложила на вас заклятие навьим сном. Я думал, что это нежить постаралась, и устроил на нее охоту. Как вы понимаете, в этом теле я бы не смог ей ничего сделать. Вот вам и рванье от недостатка времени. А заклятие оказалось липовым, без лицензии, срок действия только до утра. Так что мир я спасал зря. Все? Теперь отстаньте и дайте спокойно подремать.

Я заваливаюсь на шерстяное одеяло возле едва дымящего костра и зову сон. Навки водят в моем мозгу хороводы, ухмыляются Паляндры, гоняется с розгами по кустам дед Гаюн за лесными девушками, жаждущими любви, и я смеживаю веки, проваливаясь в прошлое.

Отражение четвертое. Мегрец.

Я надеваю чехол на саперную лопатку и пристегиваю ее к рюкзаку. Камень снова вернулся в навью могилу. Болото удовлетворенно постанывает и всхлипывает рядом. Тщательно затягиваю шнуровку, балансируя рюкзак, и вскидываю себе на плечи. Помогаю Рыжей правильно подтянуть по размеру лямки ее рюкзака. Ноша не легкая, а идти нам далеко. Я огорченно смотрю на хрупкую фигурку девушки. «Ничего, я выдержу»: – говорит мне ее ответный взгляд.

Аллахора тянется губами для дежурного поцелуя. И едва я касаюсь ее, как болота снова всхлипнули и изрыгнули очередной вопль, полный ненависти и злобы. Утренний туман в лесу скрадывает направление и совсем непонятно откуда доносится звук. А затем, звонким горохом по железу, простучали по каменистому берегу недалекой Волмы подковы. Затем еще и еще. Заорали на все голоса лесные птицы. Я вздрогнул, сжав плечо Рыжей, и она вскрикивает от боли.

Здесь, фактически за демаркационной линией, у пограничного слоя Кройдана, встретить людей – гарантированное несчастье. Потому что люди здесь не могут быть по определению. Или могут быть? Только не люди – навьи.

– Милая, – шепчу я на ухо Аллахоре, – слушай внимательно. Слушай своими прелестными ушками так, как никогда еще не слушала. Задействуй все свое ай-кью так, как никогда еще не задействовала. Слышишь? Видишь?

Тело Рыжей бьет крупная дрожь. Глаза затуманились, закатились под веки зрачки – она пытается увидеть тусклое утро километрах в полутора отсюда. Дикая какофония голосов вокруг сменилась отдельными пересвистами пичуг. Один раз захрюкали где-то секачи или кто-то другой, донесся тяжкий плеск, словно в болото ударило гигантское копыто, и снова тишина. Но тишина уже не была одинокой и нейтральной. Тишина стала враждебной – кто-то составил нам компанию, разбудив Пограничье раньше положенного времени.

– Тринадцать, – открывает глаза Аллахора, – Я слышу лошадей, неясный говор. Тринадцать. И еще другие, много, но дальше. Навьи.

– Тише.

Я прижимаю палец к ее губам и концентрируюсь в указанном девушкой направлении. «Волки, волки, братья мои. Поднимайтесь, расходитесь, по три, по два, по одному, по древним лесам, по темным ярам, по топким болотам рыская…»: – слова ритуального слияния всплывают в подсознании.

Я лежу в густом кустарнике с подветренной стороны реки. Мокрая подстилка из прелых листьев пачкает подшерсток на животе и не доставляет удовольствия. Беззвучно скалю клыки от отвращения. Топорщится шерсть на загривке. В сотне метров от меня беспокойно переступают копытами лошади, и я пытаюсь рассмотреть всадников со спины чужими глазами: лохмато размытые, сегментированные, нелепые очертания смутных теней. Сестры Трасца. Я встречал их и раньше. Материализовавшийся апофеоз злобы Паляндры в двенадцати ипостасях. Несмотря на иллюзорность и туманность обликов, я различаю их и по возрасту и по именам. Костевая, Огневая, Ледяная, Пудовая… и еще одна. Тринадцатая. Эта видна отчетливо. Оборачивается. Навка. Бледное сказочное лицо в рассветных сумерках. Впивается глазами в кустарник, словно ищет что-то. Вжимаюсь в землю как можно ниже. Не помогает. Заметила. Вскрик, взмах руки и Трасца разворачивают лошадей в мою сторону…

Ужас захлестывает меня с головой. Какая бы у них не была цель здесь – это уже совсем не важно. Они бросят все, лягут костьми, но возможность схватить меня слишком лакомый кусок, чтобы собака потеряла след.

– Пора бежать, милая.

Я хватаю Рыжую за руку, и мы вламываемся в болото. Бежать? Здесь сумасшествие просто идти, а бежать – самоубийство. Пограничный слой Кройдана. Мы бредем в туманной мгле уже третий час по вязко чавкающей почве, временами проваливаясь едва не по пояс. Даже нет возможности стать на корень дерева под черной водой, словно нет их – гладкие стволы уходят прямо в трясину. Периферийное зрение постоянно улавливает что-то живое, появляющееся и исчезающее снова. Окраина Кройдана следит за нами. Под ногами все колышется, вибрирует и чмокает дурно пахнущими пузырями. Я стараюсь выбирать более надежные для опоры участки с жесткими клочками травы, чтобы Аллахоре было немного легче. Иногда, оборачиваясь, я вижу ее закушенные до крови от бессильной злости на свою физическую силу губы, и постоянно слышу за спиной хриплое дыхание девушки. Аллахора быстро теряет силы, но знаю, что она, скорее, умрет, чем сдастся и ляжет прямо в жидкую грязь, покорно дожидаясь навьев.

Я уже видел неоднократно убежища цмоков-удильщиков. Выросшие до гигантских размеров тритоны Кройдана. Именно из-за этих тварей мы вынуждены петлять по болоту, теряя время. Далеко позади, прямо за нами, изредка доносятся глухие всплески, когда лошадиный круп вырывается из трясины. Однако им тоже приходится идти не так быстро, чтобы лошадь случайно не оказалась в пасти удильщика, которая в глазах животного выглядит один в один окошком чистой воды в болоте. Преследователи не утруждают себя выбором безопасного пути через болото – он им ни к чему, это их территория, но лошади не могут лететь над трясиной и почти уравнивают скорость передвижения. Вот, когда они выйдут следом за нами из болота, то жить нам останется не более пяти минут.

Погоня приближается. Медленно, но неотвратимо.

Хлюпающие шаги за спиной вдруг стихли. Всхлип? Я останавливаюсь, поворачиваюсь назад и едва успеваю, разбрызгивая грязь, прыгнуть через метр болота, поскользнуться, устоять на ногах и подхватить оседающее тело девушки. Залитое слезами лицо Аллахоры, с тонкой полоской крови на подбородке из прокушенной губы, белее мела. Рыжая не сдалась – отказал организм, ослабленный после превращений. Я с тоской смотрю на ее синюшные безжизненные веки и снимаю рюкзак. Теперь и мне придется идти напролом. Перебрасываю ее ношу через руку, и следом аккуратно забрасываю себе на плечи Рыжую, чтобы пряжки рюкзака не впивались ей в тело, и продолжаю путь, оседая еще глубже в грязь. Одна надежда, что ни одна из куп жухлой травы, на принадлежность которых мне некогда обращать внимание, не окажется шерстью какого-либо болотного монстра.

Наконец-то, вижу травянистый берег болота. Ускоряю шаг. Ускоряю? Это мне только кажется. Ноги все тяжелее вытаскивать из грязи. Шаг, еще шаг, еще несколько дециметров к цели. Аллахора становится неподъемным грузом, стонет, начинает приходить в себя. Некогда вытереть пот, разъедающий глаза. Еще метров двадцать-пятнадцать. Последний раз проваливаюсь возле самого берега, едва не окунаю Рыжую с головой в черную маслянистую жижу и, скользя на подъеме, выползаю на твердую почву.

Опускаю Аллахору на траву и сажусь рядом, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание. Рыженькая с трудом переворачивается на бок, обдумывает, как лучше встать и, отказавшись от бесполезной попытки, всхлипывает, тяжело и часто втягивая воздух.

– Алекс, уходи один, – тихо шепчет Аллахора. – Я не смогу встать.

– Глупости, милая. Сейчас отдохнем, встанем и спокойно пойдем вместе, – успокаиваю я ее, вслушиваясь в ворочающееся туманное болото.

К сожалению, мы в цейтноте и у девушки нет времени отдохнуть. Рыжая плачет. Я достаю из нагрудного кармана натовскую аптечку, приобретенную по случаю на рынке, снимаю водонепроницаемый чехол и внимательно рассматриваю надписи на шприцах. Да уж, дозы у них для взрослого здоровенного мужика, а не для молодой измученной девушки. Отбираю два, с сомнением добавляю еще один, прикидывая степень нервного истощения Аллахоры. Не зря Лера пыталась меня чему-то в медицине научить. Пригодились знания.